Сны Вселенной
Благослови день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благослови тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!
Франческо Петрарка
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благослови тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!
Франческо Петрарка
Когда она приснилась мне впервые, проснувшись, я наконец начал скульптуру, к созданию которой я готовился всю свою жизнь. Боги вели меня к этой встрече всю жизнь и к тому моменту я уже встретил свою смерть в глазах змеи, и я ожидал, когда боги позволят вырваться ей из тела кобры. В ту ночь я не ждал, но все же она вошла и позвала меня. Не было не произнесено ни слова, но я твердо знал что сама дочь Ра посетила меня, чтобы дать мне часть своей красоты, чтобы я облек её в камень. Черты небоподобной дышали миром, как воды Нила под закатным солнцем. И я пытался точно передать рисунок благородных скул, тончайших бровей, чтобы любой мог понять, что за знакомый узор мы видим в ткани облаков зимой, когда Небо склоняется к Земле, а Солнце прячет свой лик. Но не гладкость и тишина камня, ни развернутые мною ладони изваяния к небу и к человеку, не передали покоя, который явился мне в движении её ресниц, в перламутровом сиянии век... Когда взошло солнце, она ушла. И я не смог вспомнить черты её лица, как только она отвернулась. Скульптура стояла передо мной, дело мое было сделано. Я мог вернуться к обычной жизни, но моления мои были о том, чтобы увидеть хотя бы на мгновение богиню, что являлась мне тогда, чтобы удостовериться, что я не обманул соплеменников, а мои грезы не обманули меня...
Я видел её во сне. Видел лишь секунду... Она обернулась ко мне в толпе люда на базаре, среди ярко-одетых скоморохов и чернорясых монахов. Она поглядела на меня из-за плеча, и в окружении нежных локонов мелькнула тень улыбки. Это мгновение стало судьба залила для меня в янтарь. В его медовом свете все замерло. И люд вокруг, трещотки, прилавки с китайскими тканями и турецкими коврами, женщины, торгующиеся за новые горшки и связки лука, хлопанье парусов, доносящееся с причала рядом, все замерло, застыло, окаменело. Она сияла среди всего этого, сияла, ярче восходящего Марса, сводила с ума сильнее полной луны. Но теперь я вглядываюсь в сердцевину этого камня, кусочка янтаря, но так и не могу различить ту, что стала центром. Я не помню и не могу различить, какого цвета были кудри моей дамы, какого оттенка глаза смотрели на меня, каким был рисунок её носа или щек... Лишь одно - тот отголосок улыбки, легкую тень, дразнящую, зовущую, оставила мне память. Ни у одной из знакомых мне женщин я не смог заприметить подобную. Сколько бы я не искал, сколько не разыскивал. Я оправил эту тень в лучшую из оправ, которую мог придумать. Загадочная женщина смотрит на меня с янтарного холста, на котором вся Италия, с её горами и реками, с Римом и всеми дорогами, которые ведут к нему, застыла за её спиной. Она хороша, говорят все те, которые видят её, она превосходна, красивее её нет на свете. Да, соглашаюсь я. Только она достойна стать носительницей изгиба губ той, что залила весь мой мир в янтарь одним взглядом, одной полуулыбкой.
В летнем сне я встретил её. Мы сошлись в танце, который не имел ни одной установленной человеком фигуры. Все фигуры в ту ночь балом правили звезды. Словно звезды сияли глаза её и пронзали изумрудными иглами моё сердце её взгляды из-под трепещущих ресниц. Жемчужно белые пальцы лежали в моей ладони, обжигая прохладным прикосновением. Словно мраморная танцовщица, изящная, словно золотая королева, полная женственностью, она ступала по траве и каждое из её движений было совершенно в своей порывистости или плавности. Невысокая, она с таким достоинством поднимала подбородок, делая очередной поворот под моей рукой, что я едва сдерживал порыв опуститься на одно колено и поцеловать подол черного платья, но тут же озорно улыбалась мне, блестя глазами, и так игриво, что я тут же обнаруживал, что мысленно называю феей. А голос? Переливистый и бойкий, но все же мягкий, наполненный интонациями, от твердых, как сталь, до плавных и тягучих. И тонкие, изогнутые, словно лук Амура уста, порхали проговаривая что-то... Я касался талии, лаская атлас, хотя шелк её кожи манил сильнее и сильнее... Но когда я коснулся пальцами нежной, чуть тронутой золотом веснушек щеки, отодвигая золотистый локон, я проснулся. Очнуться за кулисами театра, было слишком печально после столь чудного сна, и в тот вечер я сыграл слезы убедительнее, чем когда-либо до этого... Теперь, когда все мои сонеты написаны, когда трагедии и комедии сыграны, не столь важно, что лишь на бумаге, я понимаю, что в каждой даме, что играли в них, я пытался отразить её. Поэтому они и похожи. И так хороши, каждая по своему... Как прекрасна была она... В каждом своем проявлении.
Во снах она являлась мне... Сколько раз? Я уже и не могу сказать. И сейчас я смотрю на её страницу вконтакте и нет моему изумлению пределов. Та, которая являлась ко мне во снах под луной Египта, под солнцем Италии, на улице Англии, та, что с легким стуком, пусть не в дверь, вошла в мою жизнь, смотрит на меня со своей игривой полуулыбкой, пронзая вновь и вновь сердце изумрудными искрами взглядов. Теперь я любуюсь переливами её голоса, наблюдаю за переменой настроений в тонких чертах лица, ловлю полутона настроений... Все так же восхищенно, как и в сотни других раз, когда она являлась во снах. И я не знаю, сколько еще будет жить это чудо... Сколько еще раз будет засыпать Вселенная, чтобы насладиться этим сном?..